Неточные совпадения
Арина Власьевна соглашалась с мужем, но немного от этого выигрывала, потому что видела
сына только
за столом и окончательно
боялась с ним заговаривать.
— Самоубийственно пьет. Маркс ему вреден. У меня
сын тоже насильно заставляет себя веровать в Маркса. Ему — простительно. Он — с озлобления на людей
за погубленную жизнь. Некоторые верят из глупой, детской храбрости:
боится мальчуган темноты, но — лезет в нее, стыдясь товарищей, ломая себя, дабы показать: я-де не трус! Некоторые веруют по торопливости, но большинство от страха. Сих, последних, я не того… не очень уважаю.
— Ах, дай Бог: умно бы сделали! Вы хуже Райского в своем роде, вам бы нужнее был урок. Он артист, рисует, пишет повести. Но я
за него не
боюсь, а
за вас у меня душа не покойна. Вон у Лозгиных младший
сын, Володя, — ему четырнадцать лет — и тот вдруг объявил матери, что не будет ходить к обедне.
Вообще судя, странно было, что молодой человек, столь ученый, столь гордый и осторожный на вид, вдруг явился в такой безобразный дом, к такому отцу, который всю жизнь его игнорировал, не знал его и не помнил, и хоть не дал бы, конечно, денег ни
за что и ни в каком случае, если бы
сын у него попросил, но все же всю жизнь
боялся, что и
сыновья, Иван и Алексей, тоже когда-нибудь придут да и попросят денег.
— Ничего не
бойся! — говорил
сын его, хватаясь
за саблю, — никто тебя не обидит.
Стоя среди комнаты полуодетая, она на минуту задумалась. Ей показалось, что нет ее, той, которая жила тревогами и страхом
за сына, мыслями об охране его тела, нет ее теперь — такой, она отделилась, отошла далеко куда-то, а может быть, совсем сгорела на огне волнения, и это облегчило, очистило душу, обновило сердце новой силой. Она прислушивалась к себе, желая заглянуть в свое сердце и
боясь снова разбудить там что-либо старое, тревожное.
В городе говорили, что Шкалик бил Марфу
за то, что она оказалась дурной мачехой
сыну его от первой жены; он должен был отправить
сына в Воргород и будто бы очень тоскует о нём,
боится за него, но говорили также, что он удалил
сына из ревности.
Васса. Это он, дурак, из-за
сына. Женьку-то хотят выгнать из кадетского корпуса.
Боюсь, испортит мне девку хлыщ этот.
Теперь она
боялась Мирона, доктора Яковлева, дочери своей Татьяны и, дико растолстев, целые дни ела. Из-за неё едва не удивился брат. Дети не уважали её. Когда она уговаривала Якова жениться,
сын советовал ей насмешливо...
Соколова. Супруг ваш ошибся, указав на него. Ошибка понятна, если хотите, но её необходимо исправить.
Сын мой сидит в тюрьме пятый месяц, теперь он заболел — вот почему я пришла к вам. У него дурная наследственность от отца, очень нервного человека, и я, — я
боюсь, вы понимаете меня? Понятна вам боязнь
за жизнь детей? Скажите, вам знаком этот страх? (Она берёт Софью
за руку и смотрит ей в глаза. Софья растерянно наклоняет голову, несколько секунд обе молчат.)
— Да я тебе что — жена, что ли? — вразумительно и спокойно спросила Мальва и, не дожидаясь ответа, продолжала: — Привыкши бить жену ни
за что ни про что, ты и со мной так же думаешь? Ну, нет. Я сама себе барыня, и никого не
боюсь. А ты вон —
сына боишься: давеча как заюлил перед ним — стыд! А еще грозишь мне!
Чем более я возвращаюсь к воспоминаниям о нем, чем внимательнее перебираю их, тем яснее мне становится, что пономарев
сын был ребенок необыкновенный: шести лет он плавал, как рыба, лазил на самые большие деревья, уходил
за несколько верст от дома один-одинехонек, ничего не
боялся, был как дома в лесу, знал все дороги и в то же время был чрезвычайно непонятлив, рассеян, даже туп.
Яша, как послушный
сын, ходит
за ним и исполняет его приказания. Ему не нравится, что старик часто бегает к буфету. Хоть он и
боится отца, но не может удержаться от замечания.
— Бога не
боится родитель твой — в чужи люди
сыновей послал! Саввушку-то жалко мне оченно — паренек-от еще не выровнялся, пожалуй, и силенки у него не хватит на работу подряженную. Много, пожалуй, придется и побой принять, коль попадется к хозяину немилостивому. Чем сыновей-то в кабалу отдавать, у меня бы денег позаймовал. Не потерпит ему Господь
за обиды родным
сыновьям.
Бедные, бедные крестьяне!
Вы, наверно, стали некрасивыми,
Так же
боитесь бога и болотных недр.
О, если б вы понимали,
Что
сын ваш в России
Самый лучший поэт!
Вы ль
за жизнь его сердцем не индевели,
Когда босые ноги он в лужах осенних макал?
А теперь он ходит в цилиндре
И лакированных башмаках.
Доронин стосковался по жене,
боялся за нее,
за сына и молодую сноху, бросил дела на произвол судьбы и поехал домой.
Хоть учителей из французов и немцев приставлено было к маленькому князю вдоволь, однако ж княгиня Марфа Петровна сама больше учила его и много
за то от князя терпела:
боялся он, чтоб бабой княгиня
сына не сделала…
Старик Селезнев и его
сын за последнее время даже не говорили с Елизаветой Петровной о дочери и сестре, как бы
боясь произнести ее имя, и лишь одна Екатерина Николаевна, все еще упрямо не оставлявшая мысли видеть свою дочь
за старым графом Вельским, иногда спрашивала...
Отец
боялся, не причиной ли этого несчастного случая гнев божий на
сына его
за разгульную жизнь.
Понятно, что
сын Николай,
за которого
боялись, что он также не выживет, как его братья и сестры, сделался кумиром своих родителей и мать берегла его, как зеницу ока. Родившийся через два года
сын Михаил уже казался родителям не столь верно обреченным на раннюю смерть.
(Примеч. автора.)] измученный пытками
за веру в истину, которую любит, с которою свыкся еще от детства, оканчивает жизнь в смрадной темнице; иноки, вытащенные из келий и привезенные сюда, чтоб отречься от святого обета, данного богу, и солгать пред ним из угождения немецкому властолюбию; система доносов и шпионства, утонченная до того, что взгляд и движения имеют своих ученых толмачей, сделавшая из каждого дома Тайную канцелярию, из каждого человека — движущийся гроб, где заколочены его чувства, его помыслы; расторгнутые узы приязни, родства, до того, что брат видит в брате подслушника, отец
боится встретить в
сыне оговорителя; народность, каждый день поруганная; Россия Петрова, широкая, державная, могучая — Россия, о боже мой! угнетенная ныне выходцем, — этого ли мало, чтоб стать ходатаем
за нее пред престолом ее государыни и хотя бы самой судьбы?
Агния Павловна, спавшая и видевшая своего
сына блестящим гвардейцем, была на седьмом небе от этого подарка, но
боялась сказать о нем
сыну, опасаясь, что тот откажется от щедрой подачки
за его чистую любовь.
Но этого не надо было и говорить: интролигатор и так не отставал от нас и все забегал вперед, оглядываясь: не оставил ли крокодил своего забора и не идет ли его проглотить, чего жид, по-видимому, страшно
боялся, — не знаю, более
за себя самого или
за сына, у которого в его особе крокодил мог взять единственного защитника.